Как говорит статистика, процент больных глаукомой в мире непрерывно растет. Если раньше это была в основном болезнь людей пожилых, то сейчас она все больше и больше «молодеет». По некоторым источникам, сейчас в России и индустриально развитых странах Запада больны глаукомой около 20 процентов людей старше 40 лет…
Такой диагноз поставили и мне. Года три я лечил больной глаз каплями, которые прописал мне врач, но недавно они перестали мне помогать. Давление превысило норму, и меня в конце декабря прошлого года направили на операцию в Москву, в МНТК «Микрохирургия глаза» им. Святослава Федорова. Для жителей Подмосковья это бесплатно.
Положили в пятницу, а уже в понедельник прооперировали. Есть перед операцией запретили, но так как питание в клинике довольно приличное, к тому же на завтрак давали бутерброды с красной икрой (вспомним с горечью нашу Районную больницу), то мы с коллегами по несчастью не удержались и слегка нарушили предписание.
Перед операцией нас переодели в специальную униформу, состоящую из широких брюк и просторной рубахи, и повезли на 8 этаж, где располагается операционный блок. В коридоре ждала сидячая очередь. Одетые в зеленые рубахи – на операцию катаракты, в синие, как у нас, – на операцию глаукомы.
Мучительно ждем. Внутри, естественно, все напряжено. Очко, как говорится, не железное. Все-таки операция на глазу – это не укол в ягодицу.
Наконец из операционной выходит врач и называет мою фамилию. Я усаживаюсь в мобильное кресло, и он закапывает мне дезинфицирующие капли. Сижу, снова жду.
Вот отодвигается стеклянная дверь в операционный бокс, откуда с периодичностью в 15-20 минут вывозят сидящих в креслах прооперированных пациентов с заклеенным марлей глазом, и везут меня…
В операционном блоке справа и слева темные кушетки. По центру громоздятся мощные высокие станки с микроскопами, похожие на рентгеновские аппараты. Вокруг люди в темноцветных комбинезонах. Врачи и медсестры.
Меня укладывают на правую кушетку. Слева, слышу, кому-то вставляют в глаз искусственный хрусталик – значит, оперируют катаракту. А у нас – глаукому.
Мой хирург – кандидат медицинских наук Юрий Эдуардович Нерсесов, могучий мужчина интеллигентного вида.
Меня укладывают на спину, головой в фиксирующий обруч. Руки свободно лежат вдоль тела. В левую кисть вонзают иголку от капельницы, на указательный палец правой руки натягивают резиновый набалдашник датчика кардиограммы. Лицо накрывают специальным покрывалом с отверстием под оперируемый глаз. Жду с покорностью фаталиста.
Мне делают два укола рядом с глазом. Терпимо. Обезболивающая заморозка. В глазницу что-то вставляют.
А дальше начинается операция. Врач говорит: «Помогите мне. Смотрите вниз и влево». Я отвечаю: «Да» и пытаюсь следить за своим зрачком, но он все время куда-то уплывает. Я снова судорожно опускаю его вниз. Эта борьба занимает все мое сознание.
Чувствую, как скальпель разрезает мою плоть, готовя каналы для оттока внутриглазной жидкости. Именно засорение этих каналов и повышает внутриглазное давление, давящее на зрительный нерв и постепенно убивающее его. Глазной нерв отмирает – зрение падает – это и есть глаукома. Цель операции – прорезать новые каналы для оттока жидкости.
Боли не чувствую совершенно. Только ощущаю сильные и точные движения инструмента в руках хирурга, делающего сегодня четырнадцатую (!) подряд операцию.
В конце мне делают еще один укол. Операция окончена. Она заняла, думаю, как и у других, 15-20 минут. И она не страшнее пломбировки зуба в кабинете стоматолога. Слышу голос Юрия Эдуардовича: «Все. Операция прошла успешно. Вставайте». Сил поблагодарить нет. Об этом вспоминаю только позже.
Меня снова усаживают в кресло и вывозят в коридор. На прооперированном глазу повязка, в руках история болезни. Медсестра оттаскивает кресло к лифту, и мы спускаемся на этаж отделения глаукомы. В душе покой и удовлетворение, что все уже позади.
На следующий день меня выписывают.
Через два дня я снова приезжаю в институт на врачебную комиссию. Там нас осматривает представитель страховой медицинской компании. Если операция проведена успешно, компания оплачивает институту операцию. Если нет – соответственно, тоже нет. Мою операцию признают успешной. Еще месяц нужно закапывать специальные капли, и о болезни можно забыть. Но раз в три месяца проверять давление. На всякий случай…
Эх, если бы операцию сделать пораньше, на более ранней стадии болезни! Об этом я говорю при встрече с Юрием Эдуардовичем, с которым заранее договорился об интервью.
Нерсесов Юрий Эдуардович, старший научный сотрудник МНТК "Микрохирургия глаза", кандидат медицинских наук.
– Юрий Эдуардович, вы в тот день, когда оперировали меня, провели 14 операций. Это, наверное, очень тяжело?
– Вы знаете, это количество не всегда такое. Это связано с тем, что в клинике был последний операционный день перед Новым годом. Обычно же операций у меня бывает десять-одиннадцать в день. Это, конечно, не намного меньше, но мы привыкли так работать. За все годы, что я работаю в МНТК, это средняя норма.
– А, кстати, сколько вы здесь работаете?
– Я пришел в Московскую лабораторию экспериментальной клинической хирургии глаза с клиникой под руководством профессора Святослава Федорова сразу после окончания 1-го Московского медицинского института в 1975 году. Два года я учился в ординатуре, а потом стал уже штатным сотрудником.
– Вы не считали, сколько операций уже сделали за свою жизнь?
– Трудно сказать, потому что в разные годы проводилось разное количество операций. Я начинал работать под непосредственным руководством Святослава Николаевича, в его бригаде. Тогда была совсем другая техника хирургии катаракты и глаукомы и времени на проведение одной операции требовалось несравнимо больше. Но время шло, и изменения происходили прямо у меня перед глазами. Сейчас техника и технологии операций изменились радикально. Сегодня вся глазная хирургия – это хирургия на микроуровне. Даже операции на стекловидном теле, операции по замене хрусталика проводятся только через минимальные разрезы, которые в последующем не требуют наложения швов. Поэтому и количество операций различное. Оно выросло. Сейчас я делаю в год порядка восьмисот-девятисот операций. Вот и считайте.
– Я перезнакомился со многими пациентами в клинике. Они в основном из Московской области…
– Да, в основном это жители Подмосковья и москвичи, они лечатся бесплатно, по ОМС.
– И благодарить за это, по-видимому, нужно нашего губернатора…
– Да, и в этом отношении пациентам из Московской области особенно повезло, потому что все операции, включая и антиглаукоматозные, и по замене хрусталика, проводятся для них абсолютно бесплатно.
– Я видел, что вы и в субботу приезжаете на службу, жертвуя своим выходным днем.
– Если я оперирую по пятницам, а это происходит уже на протяжении порядка десяти лет, то утром в субботу я обязательно приезжаю в клинику, чтобы посмотреть, как чувствуют себя мои пациенты. Я уже как-то привык…
– То есть живете без выходных и проходных…
– Ну, в воскресенье-то выходной есть и половинка субботы…
– А от чего еще приходится отказываться в быту, чтобы держать себя в нужной форме? Чтобы, скажем, руки не тряслись? Отказаться от вождения машины, не пить коньяк?
– Нет, машины есть практически у каждого сотрудника института, и это не мешает. Что же касается потребления горячительных напитков, то тут, конечно, все очень и очень ограничено. Тут помогает внутренняя дисциплина. И наши хирурги, которые много и качественно оперируют, в общем-то, не любители алкоголя. Они больше занимаются спортом, оздоровительными процедурами и т.п.
– Глаукома, как говорят, не вылечивается, но лечение способно «заморозить» ситуацию с больным глазом, чтобы состояние больного не ухудшалось. Это так?
– Возможно, это не совсем корректное сравнение, но я бы сравнил глаукому с сифилисом. Она, так же как и сифилис, не вылечивается, а ЗАлечивается (смеемся). Поэтому разговор о том, что глаукома не лечится, – это устаревшее представление. Сейчас метод лечения – это так называемая непроникающая хирургия. То есть мы не входим в полость глаза, мы работаем на той зоне, где имеется препятствие оттоку жидкости из глаза. Это минимальные величины, и выполнение таких тонких операций возможно только под микроскопом. И они не несут в себе никаких осложнений – ни во время операции, ни в послеоперационный период. Наша задача – остановить процесс болезни, «заморозить» ситуацию со зрением на том уровне, какой был до операции. Поэтому чаще всего пациенты как видели до операции, так они и видят после нее. Но вот повернуть процесс вспять мы не можем, потому что отмершие в процессе болезни волокна зрительного нерва не восстанавливаются.
– Я слышал, кого-то оперируют скальпелем, кого-то лазером. Почему?
– Это зависит от сложности заболевания. Если оно на начальной стадии, без изменений полей зрения, при умеренном повышении внутриглазного давления – то тогда можно провести лазерную антиглаукоматозную операцию. А там, где ситуация запущенная, используют скальпель. Плюс лазерная операция проводится в случае узкоугольной глаукомы. Это частный случай глаукомы. Есть и другие случаи применения лазера.
– Считается, что результат операции глаукомы может иметь для пациента три исхода. 1. Человек уже никогда не будет делать повторных операций и закапывать капли, снижающие внутриглазное давление. 2. Повторная операция не нужна, но капли надо будет капать до конца жизни. 3. Нужна повторная операция, а иногда и не одна с периодичностью года в два. Это так?
– В принципе, все три пункта имеют место быть. И все зависит, в какой стадии развития болезни оперируется пациент. Конечно, влияют и возрастные параметры, особенно сопутствующие пожилому возрасту сердечно-сосудистые заболевания и диабет. Довольно много больных имеют на фоне диабета повышение внутриглазного давления. Мы это учитываем. О процентах. Если делать операцию глаукомы на начальной стадии ее развития, то, по статистике, благоприятный исход наблюдается в районе 85-90 процентов случаев. С более запущенной стадией болезни процент, конечно, уменьшается. И при запущенных стадиях процент успешных операций составляет где-то около 60 процентов. Это статистика нашего отделения, нашего института. В других клиниках методы лечения могут быть другими и, соответственно, статистика будет своя.
– Провокационный вопрос. Если результат лечения не тот, который хотелось бы получить в итоге, - в чем причина? Чего здесь больше – ошибки медицины или каких-то особенностей состояния организма больного?
– Вы понимаете, в чем дело – в любой хирургии стопроцентного результата никогда не бывает. Поэтому, конечно же, существует определенный процент – замечу, очень мизерный процент – возникновения каких-либо ситуаций, при которых либо операция не выполнена в том плане, в котором она должна была быть выполнена, либо результат непосредственно после хирургического вмешательства не удовлетворяет ни пациента, ни самого хирурга. Но с ростом медицинских технологий этот процент уменьшается. Почему мы ратуем сегодня за раннюю хирургию? Потому что меняются технологии, появляются современные методы,– например, с применением дренирующих устройств, которые пролонгируют положительный результат операции. И вообще– чем меньше объем хирургического вмешательства, тем меньше ответ организма на это вмешательство. Тем меньше всевозможных процессов, которые могут привести к снижению эффективности проведенной операции. Кроме того, бывают случаи с предварительным отягощенным состоянием глаза– это травмы, ранения, близорукость в высокой степени (выше 6 диоптрий) и т.п. Это тоже влияет на конечный результат операции.
– Профессия хирурга – это, как я увидел, тяжелейший труд, требующий и личного здоровья, и дисциплины, и величайшей концентрации внимания. А для вас и для ваших коллег – это только рутинная работа, как на конвейере, или тут есть место для творчества?
– Я всегда считал, что нет двух одинаковых операций, так же как нет двух абсолютно одинаковых пациентов. У каждого больного есть какое-то свое отличие, своя индивидуальность – и в человеческом плане, и в плане отличия его заболевания. Поэтому я не считаю, что это такая же рутинная однообразная работа, как заколачивание гвоздей. Это все-таки творческий труд.
– То есть зачастую вам приходится принимать решение в последний момент?
– В той или иной степени да. К тому же вы, наверное, заметили, что мы обязательно встречаемся с пациентами до операции, осматриваем их, изучаем анализы, другие данные их обследования, которые позволяют нам уже на подготовительном этапе приблизительно прикинуть план будущей операции.
– Вы этот план записываете или держите в голове?
– Нет, обычно в голове.
– То есть работа хирурга - это дело, которое способно приносить и моральное удовлетворение от его результата?– Вы знаете, когда я пришел сюда работать, то первые годы я настолько был увлечен всем этим, потому что студенческие годы, по сравнению с тем, что я здесь увидел, – это совсем другое. То, что делал профессор Федоров – например, установка искусственного хрусталика при лечении катаракты, в советское время многими светилами медицинской науки категорически отвергалось. И Святослава Николаевича в те годы просто заклевывали коллеги, которые считали, что он ставит инородное тело, что он портит глаза. До сих пор эти люди живы и занимают большие посты в медицинской науке, только они уже несколько поменяли свое отношение к тому, что сделал Святослав Николаевич, потому что жизнь сама показала, кто был прав. И мне тоже приятно, что я имел и имею отношение ко всему этому делу.
– На ваш взгляд, состояние отечественной микрохирургии глаза соответствует мировому уровню? Если человек достаточно обеспечен, то где ему лучше лечиться – у нас в стране или за рубежом?
– Техника основных операций – она что в России, что за рубежом практически одинакова, стандартна. Даже приборы мы используем одни и те же. То же самое и при проведении других операций. Единственное отличие – у нас лечение почти наверняка дешевле…
– У вас не только огромный практический опыт хирурга, но еще и научный опыт. Можете дать какой-нибудь ценный совет людям, больным глаукомой, который помог бы им в жизни?
– Меня учили в институте, когда мы проходили курс глазных болезней, что абсолютно все люди после 40-45 лет должны периодически измерять внутриглазное давление, следить за состоянием своего здоровья. Хотя, конечно же, я голову даю на отсечение (грустно улыбается), что большинство из этих людей никогда не пойдут в больницу сидеть многочасовую очередь к окулисту, если у них ничего не болит. Но все-таки к своему здоровью нужно относиться достаточно серьезно. И если появились какие-то дискомфортные признаки – например, затуманенность зрения, то это уже ярко выраженный симптом заболевания глаукомой, когда идет отек роговой оболочки. Это означает очень сильное повышение внутриглазного давления. И тут надо незамедлительно обращаться к врачу.
– Как говорил один мой знакомый, никогда не лечись по справочнику – умрешь от опечатки.
– Это точно (смеемся)…
